Безумие есть нарушение нормы, но не всякое нарушение нормы есть безумие. Где же граница? Вот пункт помешательства Гамлета. Безумие позволяет ему не только говорить, но и думать вопреки общепринятой норме, помогает ему опрокинуть эти веками установленные каноны старого мира, и он, поначалу увлеченный этой игрой, которая в какой-то момент перестает быть шуткой или расчетом, входит в сферу, которая до сих пор была недоступна ему или о которой он не подозревал. И хотя он открывает глубокие истины, его считают ненормальным оттого именно, что он нарушает норму. Он позволяет себе и удовольствие и ужас быть сумасшедшим, и, чтоб еще дальше идти по этой дороге открытий, он пользуется безумием и притворно и почти что непритворно, отдаваясь этой захватывающей свободе мышления, которое до сих пор протекало в установленных рамках. Тут случай, когда безумие послужило человеческому разуму. Ищете красивые и стильные гарнитуры? Загляните в мебельный интернет магазин.
Вот тенденция, которая пробивается в игре Скофилда, и я ничуть не удивился, что его Гамлет больше всех ненавидит Полония, больше даже, чем Клавдия, Розен-кранца и Гильденстерна,- последние покушались на его жизнь, но Полоний для него опаснее, потому что он представляет собой ту норму, воплощение той нормы, которая и есть главный враг Гамлета. Скофилд инстинктивно понял Гамлета как антипода Полония, и удивляет поэтому самый образ Полония в спектакле.
Режиссер спешит к нам со следующим разъяснением: Полоний прежде всего должен быть лицом почтенным. Никто не поверит в Клавдия и придворных, если Полоний не будет представлять собой правдивую фигуру старого хитрого политика, пользующегося доверием. Что же, Эрнест Тезигер превосходно выполнил режиссерский замысел, даже прибавил кое-что, и довольно существенное, от самого себя. Этот почтенный старец, уважаемый всеми, в том числе и самим собой, оказывается в конце концов, если присмотреться к нему, - а к этому ведет Эрнест Те-зигер,- весьма жалкой, несчастной фигурой, чего не может скрыть вся его почтенность. Да, это реалистический образ. Но ведь тут не простая реальность, историческая или современная, автор поднимается от реальностей до глубоко продуманного саркастического символа.